"Трезвость - здравая рассудительность, свобода от иллюзий и самообмана" - народная мудрость

Ю.Ю. или ювенальная диктатура.

            Ювенальная юстиция. Большинство россиян, если и слышало о ней, то краем уха. Какие-то суды для несовершеннолетних… Вроде бы ничего плохого… Пусть с детьми разбираются специалисты. А обычные суды, может, немного разгрузятся.

Ну, а некоторые правозащитники, настойчиво уговаривающие наши власти принять законы о ювенальной юстиции, как-то не торопятся просветить нас на этот счет. Говорят только о некоей кардинальной перестройке работы с несовершеннолетними и о том,   что все будет хорошо. А еще кивают на Запад, но опять-таки стараются свести конкретику к минимуму. Казалось бы, хотите убедить – убеждайте, приводите как можно больше положительных примеров. Ан нет! Опыт актрисы НАТАЛЬИ ЗАХАРОВОЙ, близко познакомившейся с этой системой во Франции, показывает, что замалчивание подробностей в данном случае вполне оправдано. Ибо вряд ли, поняв, о чем в действительности идет речь, депутаты массово проголосуют за такое нововведение.

Но сперва напомним историю самой Натальи. В начале 90-х гг. она вышла замуж за француза, уехала в Париж и родила дочь. Однако жизнь не сложилась, так как супруг жестоко обращался с девочкой и употреблял наркотики. После развода, по решению суда по семейным делам, Маша осталась с мамой, и если бы дело происходило в России, так продолжалось бы и по сей день. Но во Франции существует еще и ювенальный суд. Когда Маше было 3 года, ее, по просьбе бывшего мужа, насильно разлучили с мамой, отдали в приют, а затем в приемную семью. И вот уже 9 лет Наталья не может вернуть дочь. Причем, это женщина редкой целеустремленности, из тех, кто может горы свернуть. Она 18 (!) раз лично встречалась с Николя Саркози, нынешним президентом Франции, по делу своей дочери. Когда г-н Ширак, будучи президентом Франции, приезжал в Россию, вопрос о возвращении Маши поднимался в беседе с В.В.Путиным. Патриарх Алексий II обратился к Кардиналу Франции   (а во время своего недавнего визита во Францию еще и к Николя Саркози) с просьбой помочь воссоединению семьи. Но проблема до сих пор не решена, потому что ювенальная юстиция - это государство в государстве. Она являет собой этакий «правовой Ватикан» и действует по собственному усмотрению. Вот что рассказала Наталья Захарова в своем интервью.

 

НАТАЛЬЯ ЗАХАРОВА: В системе ювенальной юстиции работают судьи по делам несовершеннолетних, сотрудничающие с социальными службами. Их основной принцип - защита интересов ребенка. В законе написано, что ребенок изымается из семьи только в том случае, если его жизни угрожает физическое, психическое и моральное насилие. Но что конкретно имеется в виду, не уточнено. Можно подумать, что подразумеваются побои, издевательства и т.п. Но так бывает далеко не всегда. Парадокс заключается в том, что родитель, жестоко обращающийся с ребенком, нередко остается безнаказанным, а страдает тот, кто ребенка любит и заботится о нем. Причем с этим столкнулась не только я, но и многие другие родители. Когда моя дочь Маша возвращалась после свиданий с отцом, Патриком Уари, в кровоподтеках и совершенно потрясенном психологическом состоянии, все мои попытки связаться с судьей по делам несовершеннолетних и сотрудниками социальных служб были тщетными. Никто из них не хотел реагировать. И даже когда адвокат принес судье фотографии Маши со следами побоев, а врач написал заявление прокурору, который, в свою очередь, отправил судье по детским делам указание разобраться в деле, даже тогда судья не начала расследование.

Корр.: Почему?

Н.З.: Потому что она не сочла это необходимым. Хотя прокурор является представителем государства, получается, что он ей не указ. Судья может расследовать дело, а может и не расследовать.

Корр.: А как же защита интересов ребенка?

Н.З.: А вот это-то как раз и не понятно. В ассоциации, созданные во Франции для защиты   прав семьи, поступают обращения о вопиющих нарушениях закона судьями и безнаказанности преступников. Например, отец оказался педофилом, и шестимесячный ребенок был им изнасилован, что неопровержимо показала медицинская экспертиза. Но отец не понес никакого наказания и даже… продолжал общаться с ребенком! Вспоминаю и такой случай. В одну из ассоциаций обратилась за помощью женщина. Ее бывший супруг был начальником тюрьмы. Однажды их пятилетний сын пришел после свидания с папой и рассказал, что тот делал ему больно со своим приятелем Филиппом (который, кстати, работал … психологом в той же тюрьме! Когда потрясенная мать обратилась к судье по детским делам и показала медицинское заключение об изнасиловании мальчика, судья приказала: «Немедленно заберите ребенка у матери и поместите его в приют, поскольку мать манипулирует ребенком и восстанавливает его против отца».

Корр.: И малыша забрали?

Н.З.: Да! Он сопротивлялся, плакал, но его насильно оторвали от матери и увезли.

Корр.: Но ведь это же противозаконно!

Н.З.: Согласна. Во французском законе написано, что помещение ребенка в приют совершается как радикальная мера, во всяком случае, хотя бы после встречи судьи с родителями и ребенком. Когда меня 9 лет назад посадили в КПЗ   (за что, мне до сих пор и не объяснили), моя дочь насильно и обманным путем была помещена в приют, о котором мне не было известно ровным счетом ничего. Даже где он находится! Она пробыла там целую неделю, и только потом судья назначила заседание. Но и тогда мне не дали адрес приюта и официально запретили визиты, хотя Маша была больна, с температурой 40. А ведь ей было всего три годика, и к тому же она не говорила по-французски! То есть, моей дочери была нанесена тяжелейшая психологическая травма, но это не волновало ни судью, ни сотрудников социальных служб. И только благодаря неимоверным усилиям с моей стороны и требованиям Маши увидеть маму, мне через 4 (!) месяца были позволены 45-минутные встречи. Это абсолютно противозаконно, потому что прежде чем применить такие жесткие санкции к родителям, им нужно предъявить хотя бы какие-то обвинения. Однако никаких обвинений мне тогда не предъявили, а в судебном решении было написано: «В связи с тем, что отец уличен в насилии над ребенком и обвиняет в этом мать, ребенка надо немедленно поместить вне зоны семейного конфликта». Понимаете? Отец «уличен», но при этом «обвиняет»… И какой у нас с ним «семейный конфликт», когда мы к тому времени уже давно развелись?! Конфликт у него был с Машей, которую он специально подвергал насильственным действиям и однажды вернул в состоянии комы только для того, чтобы ее отняли у меня и поместили в приют. Ему не хотелось платить   алименты до 18 лет.

Корр.: Почему же ювенальный суд, который, как нас уверяют, эффективно защищает интересы ребенка, вынес такое странное решение?

Н.З.: Сначала я думала, что произошла ошибка. Но на самом деле никакой ошибки не было! Мне стало это понятно после создания нашей ассоциации, когда мы просмотрели дела   других родителей. Представляете, рапорты на них и судебные постановления повторяли слово в слово решение, касающееся меня! Стало ясно , что существует некая матрица: берется готовый текст, меняется фамилия, и дальше все идет по уже отработанной схеме. По закону, сотрудники социальных служб должны являться связующим звеном между ребенком, разлученным с родителями. Они должны делать все, чтобы родственные связи сохранялись, ведь декларируется, что ювенальная юстиция направлена на воссоединение семьи. Но в реальности все наоборот. Мои письма, фотографии, игрушки и прочие подарки сотрудниками этих служб Маше даже не передавались.

Корр.: Почему? Это как-то мотивировалось?

Н.З.: Меня обвиняли в том, что я хочу сохранить с ней слишком тесную связь и «удушаю   ее своей материнской любовью». В деле Маши есть запредельные по своей наглости и цинизму рапорты сотрудников социальных служб, которые не были с нами даже знакомы! Работая в нашей ассоциации и разбирая судебные решения, мы с удивлением обнаружили, что рапорты, составленные на пострадавшие семьи, опять-таки слово в слово повторяли друг друга! Менялись только фамилии и адреса. И мы опять поняли, что существует некая единая «рыба». Судьи выносят одни и те же решения, обвиняя родителей в «удушающей любви к своим детям»…

Корр.: Погодите… Неужели «удушающая любовь» является основанием для изъятия ребенка из семьи?

Н.З.: Да.   Для многих французских судей по детским делам «удушающая, захватническая любовь» - самое опасное деяние, которое может нанести страшный физический и моральный вред ребенку. Например, судья Валентини, четвертая по счету в нашем деле, заявила в разговоре с моим адвокатом, что в 9 случаях из 10 она отнимает детей у родителей именно на этом основании.

Корр.: А в чем, по мнению суда, выражалась Ваша «удушающая любовь»? Как они это доказывали?

Н.З.: Никак! Судья (что опять-таки противозаконно) никогда не встречалась ни со мной, ни с Машей. Она заявила, что не видит в этом смысла, поскольку Маша и так была потрясена общением с разными незнакомыми людьми. В деле есть рапорт специалистов, которым она, судья, доверяет. И этого достаточно! Сначала меня поразил такой подход, а потом я поняла, что на самом деле судья и не хочет знать правду. Ведь если бы она знала правду, у нее не было бы оснований отнимать у меня дочь. А ей это необходимо.

Корр.: Почему?

Н.З.: Потому что эффективность ее работы оценивается количеством отнятых детей. Чем больше детей она «защищает» от родителей таким образом, тем быстрее продвигается по служебной лестнице и улучшает свое материальное положение. Получается, что судьи поставляют социальным службам детей, а те, в свою очередь, пишут нужные рапорты, про которые крупнейшие французские юристы Навес и Катала указали в своем докладе министру юстиции, что они всегда негативны и всегда настроены против родителей.

Корр.: Расскажите, пожалуйста, поподробнее про доклад Навеса и Катала.

Н.З.: В 2000 году французское правительство под давлением профессионалов, забивших тревогу, обратилось к Генеральному инспектору по социальным делам Пьеру Навесу и Генеральному инспектору юридического отдела Брюно Катала с просьбой представить доклад о положении дел в судах по делам несовершенолетних и социальных службах, о разлучении детей с родителями. Доклад получился обширный и совершенно шокирующий. « Колоссальное количество детей отнято у родителей и помещены в приюты и приемные семьи. Судьи и сотрудники социальных служб постоянно нарушают закон. Между законом и практикой его применения огромная разница. В одном и том же суде практика одного судьи отличается от практики другого. Нет качественного контроля системы защиты детей и семьи. Никакого уважения к семье, никакой заботы о ней ювенальная юстиция не проявляет. Прокуратура не может вести наблюдение за всеми делами, так как их слишком много. Социальные работники и судьи имеют полную, безграничную власть над судьбой ребенка. Сотрудники социальных служб часто отнимали детей по анонимных телефонным звонкам. Якобы кто-то им позвонил и сказал, что та или иная семья в опасности».

Корр.: Такая формулировка уже введена и в наше законодательство.

Н.З.: Что ж, тогда нашим гражданам особенно интересно будет узнать, как это выглядит на практике во Франции. Типичный пример: родители пошли за хлебом в соседний магазин, оставив дочку во дворе. Откуда ни возьмись появляются сотрудники социальных служб и спрашивают, почему она одна. Она говорит: «Потому что я в моем дворе, я здесь играю. Мама с папой сейчас придут». Подоспевшие родители были обвинены в том, что они плохо заботятся о своем ребенке, оставляя его одного. Придумываются любые предлоги, чтобы отнять ребенка. Был и еще более нелепый случай. Его свидетелем стала председатель другой ассоциации. А аптеку пришла мама с маленькой девочкой, у которой был синяк. Мама купила какое-то лекарство и направилась к выходу. А женщина, стоявшая в очереди за председателем ассоциации, вдруг начала выспрашивать у аптекарши адрес этой мамы.

Корр.: Но откуда та может его знать?

Н.З.: Мама расплачивалась кредитной картой, на которой есть эти данные, и они, естественно, высветились на компьютере у аптекарши.

Корр.: А зачем этой женщине понадобился адрес?

Н.З.: То же самое ее спросила и аптекарша. «Как зачем? – воскликнула женщина. -Вы разве не видели синяк у ребенка? Наверное, мать бьет его!» Аптекарша ответила, что она не имеет права давать чужие адреса, и тогда ее собеседница поспешно вышла из аптеки. Каково же было удивление председателя ассоциации, когда через несколько дней на одном совещании она увидела ту самую доносительницу, которая оказалась сотрудницей социальной службы! Она выследила-таки мать и написала рапорт о том, что та плохо обращается со своей дочкой. Хотя мало ли где девочка могла получить этот синяк? Скажем, подралась в садике или в школе, полезла куда-то и упала… Однако сотрудница социальной службы сразу решила, что мать опасна и ее надо изолировать от ребенка. Но при этом беспризорные дети, которые нуждаются в заботе сотрудников социальных служб, их не интересуют.

Корр.: А что внушает ювенальная система детям?

Н.З.: Ребенка убеждают, что не родители главные в семье, а главные – судья, прокурор, государство. Тем самым фактически подрывается авторитет родителей. Объяснить маленькому ребенку, что такое государство, невозможно, но зато он прекрасно понимает, что такое мама, папа, бабушка, дедушка. А тут ему со всех сторон внушают: «Если родители с тобой плохо обращаются, ты можешь нам позвонить, рассказать о своих проблемах с ними, и мы окажем тебе психологическую помощь». И он невольно настраивается на то, что родители – его враги, которых «добрые дяди и тети» помогут ему победить. Социально-психологический центр, где работают две Машины надсмотрщицы Асколи и Лефевр, имеет в Интернете свой сайт. Можно зайти и прочитать примерно следующее: «Дорогие дети! Если у вас есть проблемы, если вы недовольны своими родителями, то вы всегда можете прийти к нам по такому-то адресу. Мы вас выслушаем, дадим нужный совет. Вот мальчик такой-то… у него были очень плохие родители…» И дальше приводится масса случаев, где родители представлены просто монстрами! Были ли такие случаи в реальности и откуда их взяли сотрудники центра, неизвестно. Судя по тому, что мы слышим от людей, обращающихся в правозащитные ассоциации, в основном, это выдумки и доносы. Но дети-то верят и соответственным образом настраиваются! Не дали, скажем, родители подростку деньги на сигареты. Он пришел к такой «доброй» тетеньке и нажаловался. И это первый шаг в пропасть, потому что тетенька записала адрес, номер телефона, место работы родителей и задала ряд провокационных вопросов. А потом написала рапорт судье по детским делам: «Ко мне обратился САМ РЕБЕНОК! САМ ПРИШЕЛ! Надо бить в набат! Надо его спасать!»

Корр.: Предположим, ребенка отобрали. Что дальше? Как действует эта система? Н.З.: Ребенок полгода отсиживает в приюте. Больше не положено. После этого его отдают в приемную семью. По-настоящему усыновить ребенка во Франции очень трудно, на это уходит 7-8 лет. Зато взять его в приемную семью легко, а государство тебе еще будет выплачивать   деньги. По закону, приемная семья должна находиться как можно ближе к дому родителей, чтобы они могли чаще навещать своего ребенка. Однако и в этом плане наши права постоянно нарушаются. За девять лет, что Маша находилась в первой приемной семье, мне не удосужились сообщить, что это за люди, где они живут, в какой школе она учится. Наоборот, после ее помещения в приемную семью сотрудники социальных служб тут же попросили суд скрыть от меня все эти данные. Мне приходилось с трудом добывать хотя бы одно медицинское свидетельство за год, чтобы узнать, как себя чувствует моя дочь! А ведь Маша в приюте тяжело болела! Отсидев девять лет в одной приемной семье (которая за счет надзора над Машей поправила свое материальное положение и смогла перебраться на юг), моя дочь была переведена во вторую приемную семью. И я точно также узнала об этом только из судебного постановления. Никто не спросил моего согласия, не познакомил и с этой семьей. А вскоре судья Валентини посоветовала моему мужу отнять у меня и родительские права.

Корр.: На каком основании?

Н.З.: На основании личной неприязни ко мне, хотя она видела меня лишь во время вынесения решения. Теоретически, по французским законам родительские права можно отнять только за какие-то тягчайшие преступления против своего ребенка. Но практически бывает и иначе. Мой бывший муж не торопился последовать совету судьи, потому что ему не хотелось заниматься Машей, так как все эти годы он только и добивался, чтобы она находилась в приемной семье. Но он вынужден был потребовать отнять у меня права, так как судья на него давила. И, наконец, он все-таки написал: «Прошу отнять права у моей супруги, чтобы удовлетворить судью по делам несовершеннолетних». И по его заявлению апелляционный суд высшей инстанции отнял у меня родительские права, мотивируя свое решение все той же «удушающей, патологической любовью»! Хотя я с дочкой уже девять лет не жила вместе и встречалась с ней только в присутствии надсмотрщиц. Во французском законе есть статья о том, что родитель, у которого отняты родительские права, через год может попросить их обратно. Но в этот период в кабинет министров Совет Европы, до которого докатилась наша чудовищная история, поступила жалоба от пяти стран. И кабинет министров вызвал на свое заседание французского посла и попросил объяснений по поводу дискриминации русской матери и ребенка. Посол что-то невнятно отвечал про «удушающую» любовь. Французское министерство юстиции об этом узнало, в результате чего меня приговорили к трем годам тюрьмы…

Корр.: За что?

Н.З.: За то, что я в 2001 году якобы подожгла коридор в доме моего бывшего мужа. Хотя мне даже неизвестен был его адрес. А полиция установила, что в момент поджога я была у себя в квартире и разговаривала по телефону с моим режиссером. Однако следователь мадам Фабиан Пус не выслушала ни одного свидетеля и говорила адвокатам: «Не носите мне никаких бумажек. Я все равно отправлю это дело в уголовный суд». Ну, а уголовный суд, естественно, просьбу следователя о моем наказании удовлетворил…

Корр.: Но для чего на Вас возвели поклеп?

Н.З.: Мне хотели окончательно заткнуть рот! Судьям было известно, что в 2001 году мы подали заявление в Европейский суд. Мой бывший муж Уари также об этом знал. Кроме того,   эксперт-криминалист наконец доказал, что синяки на теле Маши появились, когда она находилась у г-на Уари, и суд признал мою невиновность.   А тут еще г-н Ширак поехал в Россию, и в повестке дня стоял вопрос о Маше. Все это страшно напугало Уари. Он понял, что ему грозит тюрьма. Поэтому не без помощи адвокатов (в чем он позже и признался сам) было сфабриковано дело о поджоге коридора. Хотя следователь по уголовным делам сама призналась, что ни консерьеж, ни соседи никогда меня в доме Уари не видели. Да и войти туда без специального электронного ключа нельзя. Пожар вспыхнул на лестничной клетке в шкафу, где проходила газовая труба. Случилось это в субботу примерно в 11 -12 утра, когда все люди встают, идут в магазин, на рынок, на прогулку. То есть, проникнуть в это время незамеченной в дом, адрес которого мне не был известен, взломать шкаф, устроить пожар и уйти, не обратив на себя внимания, было невозможно! Тем более что там повсюду видеокамеры. Абсурдность обвинения была очевидна с самого начала. Однако в течение пяти лет уголовный следователь, взяв с меня подписку о невыезде, не расследовала ровным счетом ничего! Сделано это было умышленно, чтобы пять лет мне не возвращать дочь! В нашем деле была найдена переписка следователя по уголовным делам Фабиан Пус с судьей по делам несовершеннолетних. Первая писала второй: «Я удивляюсь, почему мадам Захарова еще не посажена в тюрьму?» Столь подробно останавливаясь на всех этих перипетиях, я хочу показать, как страшна система изъятия детей из родной семьи во Франции, колыбели прав человека. Доходит даже до того, что специально фабрикуются уголовные дела, и родителей, пытающихся вернуть детей, отправляют в тюрьму, где их содержат вместе с педофилами и убийцами. А государство выделяет на эту систему ежегодно пять миллиардов евро.

Корр.: Но какой смысл устраивать такой театр абсурда? Почему они не защищают детей из неблагополучных семей, а лезут к благополучным?

Н.З.: Смысл есть, и он весьма прост. Неблагополучными детьми надо серьезно заниматься. У них расстроена психика, трудный характер, различные заболевания. С ними нужно очень много возиться, чтобы привести их в норму. А сотрудники социальных служб, как правило, не хотят напрягаться. Набирают туда кого попало. Есть даже такая методика: уголовников, вышедших из тюрьмы, направляют в целях перевоспитания на работу с детьми в социальные службы. Можете себе представить манеры этих «воспитателей», слова, которые они произносят, обращаясь к детям, травмированным разлучением с родителями и находящимся в психически нестабильном состоянии… Но это отдельный разговор, а возвращаясь к вашему вопросу, хочу добавить, что детьми из хороших семей, во-первых, заниматься не нужно, а во-вторых, родители обязаны платить за их содержание в приемной семье.

Корр.: Но Вы же сказали, что деньги выделяет государство…

Н.З.: Оно выделяет часть денег. А другую часть платят родители. Отняв детей, родителей еще и обязывают платить за то, что их ребенок отобран и воспитывается чужими людьми. Поэтому чем родители богаче, тем выгоднее у них отбирать детей. И, может быть, самый главный смысл во всей этой вакханалии идеологический. Когда я, в знак протеста против творящегося беззакония, голодала 18 дней и дважды была при смерти, российское посольство добилось встречи с Ивом Ботом, генеральным прокурором суда. И он мне сказал: «Мадам, Вы не думайте, что мы отняли дочку только у Вас. Мы и у французских родителей отбираем детей». Я спросила зачем, и он ответил: «Нам сверху спускают распоряжение, мы обязаны его выполнять. Если завтра указания изменятся, мы не будем отнимать детей в таких количествах». Это, на мой взгляд, чисто троцкистская идеология уничтожения семьи. Родители должны пресмыкаться перед судьями, дрожать перед сотрудниками социальных служб и выполнять любое их указание. Тогда они будут считаться законопослушными гражданами, но детей у них все равно могут отнять. Фактически то же самое написано и в уже упоминавшемся докладе Навеса и Катала: родители чувствуют себя абсолютно беспомощными, униженными. Они не знают, куда им обратиться за защитой.

Корр.: В докладе Навеса и Катала приводились страшные цифры.

Н.З.: Да. В 2007 году было уже заявлено, что 50% детей отнято противозаконно.

Корр.: А сколько всего детей отнято?

Н.З.: Уже в 2000 году, по мнению специалистов, их было около 2 миллионов. Сейчас, наверное, еще больше. Если судья Анн Валентини, по ее собственному признанию, отнимает 9 детей из 10, а у нее 200-300 дел, то можете представить, сколько детей по ее милости страдают в приютах и приемных семьях. А сколько таких судей во Франции?! Система трещит по швам, и власти должны это признать. Несколько месяцев назад судья по семейным делам отнял у матери ребенка, был с ней очень груб. Доведенная до отчаяния женщина набросилась на него с ножом и поранила. Министр юстиции тут же приняла решение выделить 20 млн. евро для защиты судей по делам несовершеннолетних. Маме грозит, я думаю, лет 10 тюрьмы, и своего ребенка она, конечно же, не увидит в ближайшие годы.

Корр.: Не могли бы Вы привести еще какие-нибудь примеры, когда у нормальных родителей отнимали детей?

Н.З.: Таких случаев масса. Приведу те, которые потрясли меня больше всего. У нас было большое совещание, на котором присутствовало 250 пострадавших семей из разных городов Франции. Рядом со мной сидела молодая беременная женщина. Она рассказала, что после развода с мужем сотрудники социальных служб написали на них донос, и их маленький ребенок был помещен в приют. Потом она встретила другого мужчину, вышла за него замуж. И когда родила от него ребенка, то малыша забрали прямо с родильного стола. Она даже не успела его рассмотреть!

Корр.: Но на каких основаниях отняли младенца?

Н.З.: Заявили, что раз она была плохой матерью для первого ребенка, то, вероятно, будет плохой и для второго. Не могла же она так быстро «исправиться»! Поэтому жизнь новорожденного в опасности, его надо срочно изолировать от матери. Выслушав эту историю, я с ужасом спросила: «А Вы не боитесь, что у Вас отнимут и ребенка, которого Вы сейчас вынашиваете?» «Боимся, - ответили в один голос женщина и ее второй муж. – Но мы хотим иметь детей и решили пойти на риск». Эта история меня потрясла до глубины души. И второй случай – с женщиной в инвалидной коляске. У нее отняли четверых детей.

Корр.: Почему?

Н.З.: Я так и не смогла понять. Она была замужем, семья вполне приличная. То ли по доносу, то ли еще что-то, как обычно, ерундовое… Отнятых детей поместили не в один, а в четыре различных приюта, и ей приходилось к ним ездить на поезде. Для нее это было сущим мучением, потому что каждый раз коляску нужно было затаскивать в поезд, потом вынимать, делать это было некому… Причем всех четырех приходилось иногда навещать в один день!

Корр.: Как в один день?

Н.З.: А так! Сотрудники социальной службы назначают свидания, не согласовав с родителями ни дату, ни время. Они все определяют сами, а те обязаны подчиняться. И если женщина-инвалид не могла уложиться во времени – скажем, в тот день не было подходящего поезда или ей становилось физически плохо – на нее составляли рапорт, что она отказывается приехать на свидание, поскольку не любит своих детей. Когда родители пишут детям письма, посылают игрушки, добиваются встреч, то они «удушают детей любовью». А когда человек не может приехать по состоянию здоровья или потому, что не успевает, то его обвиняют в безразличии к своему ребенку.

Корр.: Но, наверное, богатые люди все-таки чувствуют себя более защищенными? Им-то ювенальная юстиция не грозит…

Н.З.: Почему не грозит? Наоборот! Чем богаче человек, тем больше с него можно взять на содержание ребенка в приемной семье. В прессе широко освещалась история итальянских миллионеров. Они поселились в Сан-Тропе, но гражданство оставили итальянское. Однако ни богатство, ни иностранное подданство не защитили их от ювенального произвола. С ними жил их общий ребенок, девочка семи лет, и двадцатилетняя дочь матери от первого брака. Что-то этой девице не понравилось: то ли денег мама дала мало, то ли машину «не ту». Короче, она пришла в полицию и заявила, что родители ужасно обращаются с младшей сестренкой, привязывают ее к кровати, не дают есть. Полицейские, не наведя никаких справок, ворвались в дом, схватили перепуганную, рыдающую девочку, надели на ее глазах родителям наручники и отвезли в тюрьму. Старшая дочь ликовала. Дело было под Новый год, и она таким образом получила в свое распоряжение квартиру, родительский кошелек – в общем, все блага жизни. Когда родители потребовали объяснений, им сказали: «Нам стало известно, что вы плохо обращаетесь с ребенком». «Но вы хотя бы у ребенка спросите, как мы с ней обращаемся!» - возмутились родители. Малышка была травмирована, кричала, что она хочет к маме, любит родителей, ей с ними хорошо… Однако судья решила, что надо, как обычно, провести расследование. Поэтому девочку посадили в приют, а родителей – в тюрьму. Они умоляли хотя бы на Новый год отпустить их домой, предлагали огромную сумму залога, чтобы им разрешили провести праздник с ребенком. Но даже это не подействовало, они так и остались сидеть в тюрьме. Какова их судьба на сегодняшний день, мне неизвестно.

Корр.: Если в семье несколько детей, то отбирают всех сразу?

Н.З.: Многодетные семьи особенно уязвимы. Социальные службы заявляют, что родители якобы не в состоянии содержать своих детей, и легко их отбирают. И налицо парадокс. В современной Франции, как известно, большое количество многодетных выходцев из африканских и арабских стран. Многие из них живут на пособие. Государство предоставляет им квартиры, бесплатное медицинское обслуживание. Но их детей, как правило, не трогают.

Корр.: То есть, в основном, разлучение детей с родителями касается европейцев?

Н.З.: Ситуация на сегодняшний день такова, что на 20 новорожденных детей только 4 коренные французы, остальные – иммигранты. Поэтому зачем забивать ими еще и приюты? А сейчас, как мне кажется, в большой моде и русские дети. Во Франции развернута кампания по поводу усыновления детей из России. Супруга бывшего министра юстиции Франции получила от министерства образования РФ официальное разрешение для своей ассоциации по усыновлению наших детей во Францию. Если в России будет введена ювенальная юстиция, это существенно облегчит работу данной ассоциации.

Корр.: Когда у нормальных, любящих родителей отнимают ребенка, это так чудовищно, что, наверное, не каждый может пережить…

Н.З.:   Вы знаете, живя в стране, считающей себя родиной прав человека, постоянно слыша по радио и телевидению, что французское правительство озабочено нарушением прав человека в других странах, французы даже не могут себе представить, что кто-то безнаказанно может вмешаться в их семейную жизнь, в любое время суток ворваться в дом, рыться в шкафах, залезать в холодильник, допрашивать, чем они кормят детей, чем поят, как одевают. Поэтому когда такое происходит, они бывают страшно потрясены, и легко представить, как происходит контакт с сотрудниками социальных служб и какие те пишут потом на них рапорты. Но пока этого не случилось, у французов сохраняется иллюзия неприкосновенности их жилища, потому что пресса старательно избегает темы насильственного разлучения детей с родителями. Помните, как у нас было в сталинские времена, когда среди ночи стучали в дверь, забирали члена семьи, и он бесследно исчезал, но об этом старались не говорить? Когда Маша болела, и я со слезами умоляла судью Симонен разрешить мне поехать в приют, чтобы успокоить ребенка – хотя, собственно, почему мне должны были это разрешать, что я такого сделала? – судья Симонен мне отвечала: «Да она не нуждается в Вас! Кто Вам сказал, что ей нужна Ваша помощь? Возле нее профессионалы, ей с ними хорошо». А сотрудница социальной службы Кислик говорила прямым текстом: «Мы работаем над Машей, чтобы она забыла Ваш образ, выбросила его из головы и сердца. Мы приучаем ее жить без матери». Такова установка сотрудников социальных служб: разрушить семью и приучить ребенка жить без родителей. Во Франции немало семей сексуальных меньшинств. У меня такое ощущение, что классическая семья (мама-папа-ребенок) уже не в моде. Сигален Руайяль, которая баллотировалась в президенты, обещала узаконить гомосексуальные «браки» и предоставить этим парам возможность усыновлять детей. Отнимать у нас и отдавать им!   Родители, у которых отнимают детей, в отчаянии нередко кончают жизнь самоубийством. Так было в семье моего друга, председателя ассоциации «Права семьи». У них забрали двух девочек. Сотрудники социальных служб заявили матери, что она не увидит детей до 18 лет. Что они еще сказали ей, мы не знаем, но когда ее супруг вернулся с работы, возле двери стояли полицейская машина, скорая помощь и пожарники, а из дома выносили труп жены.

Корр.: А почему французская пресса не пишет об этом?

Н.З.: Потому что такой материал главный редактор просто не пропустит. То, что о «деле Маши» написали четыре центральные газеты, произошло благодаря вмешательству российских политиков и дипломатов. Совсем замалчивать нашу историю было уже невозможно.

Корр.: Когда суд выносит решение отобрать ребенка, что может сделать родитель, не согласный с этим решением?

Н.З.: Он может подать на апелляцию. Я, например, в течение 9 лет каждый раз подавала апелляцию, когда суд продлевал пребывание Маши в приемной семье еще на год. И все попытки отстоять мои права были тщетны! Защищая честь мундира, апелляционный суд, как правило, поддерживает первоначальное решение суда. Дальше единственный путь – это кассационная жалоба, после которой больше ничего нельзя предпринять. Разве что обратиться в Европейский суд. Но при кассационной жалобе дело рассматривается не по сути, а по форме: были ли нарушены статьи закона в принятом судебном решении? Я подала только однажды кассационную жалобу, так как это стоит около трех тысяч долларов. А потом, если дело принимается к рассмотрению, это обойдется еще дороже. Кроме того, тут таится опасность: если суд сочтет твою жалобу не обоснованной, ты будешь приговорен к большому штрафу за то, что усомнился в правильности судебного решения. Получается замкнутый круг.

Корр.: Как и где Вы встречались с Машей?

Н.З.: В специализированном центре встреч, в присутствии двух надзирательниц. Одна для меня, другая – для Маши. Причем если я пыталась хоть как-то проявить к ней нежность, они чуть ли не физически на меня набрасывались и запрещали ее ласкать, вопя о недопустимости захватнической, удушающей любви. Я была вынуждена сделать 4 жалобы в полицию на садистское поведение надсмотрщиц Асколи и Лефевр, которые намеренно провоцировали нас с Машей, чтобы показать, кто тут главный, а заодно и довести ее до слез.

Корр.: Зачем?

Н.З.: А чтобы потом психологам было над чем «работать». Ведь если у нас с Машей все хорошо, то они, выходит, не нужны. Нет, необходимо, чтобы у нас все было плохо! Тогда и судья сможет написать, как, например, написала судья Валентини 3 апреля 2006 года: “Сотрудники социальной службы настойчиво просят сохранить настоящее местонахождение Маши, принимая во внимание, что положение дел никак не изменилось с 1998 года и опасность для Маши все еще актуальна, а именно: патология матери и ее болезненное отношение к дочери <…> Только лишь нынешнее местонахождение ребенка в приемной семье, отдаляющее от нее мать, может гарантировать Маше защиту, здоровье и нормальное развитие. Воспитательные меры до сих пор актуальны, посещение Машей психотерапевтических сеансов должно быть обязательно возобновлено. Все визиты матери отменены. Маша сможет общаться с ней лишь посредством писем». Ювенальная система, как метастазы, настолько расползлась по «организму» французского правосудия, что даже Николя Саркози на посту министра внутренних дел не смог помочь мне вернуть ребенка.

Корр.: Получается, что это такая ювенальная диктатура?

Н.З.: Мое мнение, что это самый настоящий психологический и моральный террор, беззаконие, агрессия, садизм. Ребенок, проводящий столько времени в насильственной разлуке с родителями, теряет свою личность. Он не понимает, кто он. А система этого и добивается, потому что тогда такими детьми легко управлять и делать из них зомби. В прошлом, 2006 году, министр по делам семьи Филипп Басс пытался издать закон, который бы позволил сотрудникам социальных служб навещать недостаточно обеспеченные семьи, которые ждут ребенка, и давать свое заключение: есть ли условия для воспитания будущего ребенка, какова моральная характеристика на будущих родителей. Причем, наведываться они должны были бы несколько раз за время беременности, «отслеживая ситуацию». И сочтя, что семья «неблагополучная», могли бы отнять младенца сразу после рождения. К счастью, этот законопроект не прошел. Однако само его появление говорит о многом. Власть сотрудников социальных служб над семьей и так огромна, но им хочется ее расширить еще больше. Сколько раз судья Валентини повторяла, общаясь со мной: « Здесь я решаю! Я знаю, как Маше лучше!» А какой тут простор для беспредела! Представьте себе, в семью приходит сотрудница такой службы. У них чисто, красиво. А ее зависть берет, что у нее ничего подобного нет. Часто это женщины одинокие, бездетные, неудачницы, озлобленные на весь мир. И вот такая женщина чувствует свою маленькую, но страшную власть. Она знает, что может разрушить счастье семейной пары, и пишет негативный рапорт… А поскольку она сотрудник государственной службы, то ей не верить не могут… Все, судьба супругов и их ребенка отныне решена. Это тоталитаризм безо всяких кавычек, без малейшего преувеличения! Еще пример. Находясь на посту министра по делам семьи, мадам Руаяль издала указ. Смысл его в том, что если какой-то педагог или сотрудник социальной службы заподозрят плохое обращение с детьми, они должны донести в соответствующие органы, даже если у них нет никаких доказательств. А если они не проявят бдительности, к ним будут применены санкции.

Корр.: Да… По сравнению с этим даже сталинское время кажется довольно демократичным. У меня к Вам еще вопрос по поводу подростковой преступности. Сторонники ювенальной юстиции убеждают общество и власть, что необходимо закрыть колонии, отказаться от репрессивного подхода и заниматься «реабилитацией». Якобы это поможет снизить преступность. Насколько эти подходы доказали свою эффективность по Франции?

Н.З.: Мы видели эту систему в действии, когда французские подростки жгли школы, больницы и даже полицейские участки. В результате их вызвали в Елисейский дворец, и господин Ширак заботливо выяснял, чего им не хватает для полного счастья. Все преступники, которые были пойманы на месте поджогов, были на следующий день отпущены. Ни в чем неповинных родителей сажают в тюрьмы, а несовершеннолетних бандитов и хулиганов прощают. Мне дали три года тюрьмы по обвинению, нелепость которого была очевидна даже для умственно отсталых. А эти банды, представляющие реальную угрозу для общества, той же самой судьей были отпущены.

Корр.: Какова сейчас ситуация с Машей?

Н.З.: 25 июня этого года суд принял решение отдать Машу моему бывшему мужу, а через месяц он признался мне, что манипулировал судьями и лжесвидетельствовал против меня в суде. Хотя первоначальным решением суда по семейным делам (который гораздо выше судьи по делам несовершеннолетних) Маша была отдана на воспитание мне. Не разве могут они признаться в том, что совершили ошибку и девять лет мучили меня и ребенка?

Корр.: Мы очень надеемся, что эта страшная история будет все же иметь счастливый конец. От всей души желаем, чтобы Маша наконец-то вернулась к Вам. И очень хотелось бы услышать Ваши пожелания нашим родителям и чиновникам, которые, слава Богу, еще не приняли окончательного решения ввести в России ювенальную юстицию.

Н.З.: Зная русский характер, я сомневаюсь, что нормальные родители впустят кого-то в дом и тихо, без сопротивления позволят забрать их ребенка. У нас другой менталитет. В России мать и отец еще очень много значат. Поэтому, на мой взгляд, люди, продвигающие ювенальную юстицию в России, должны ясно сказать, что именно они хотят узаконить. Не рассуждать о размыто понимаемых интересах ребенка, которые можно будет потом трактовать, как кому в голову взбредет, а конкретно, по пунктам объяснить, что означают интересы ребенка в современном обществе, какие тут опасности, чем наша ювенальная юстиция будет отличаться от западной. А потом надо вынести этот вопрос на всенародное обсуждение, провести референдум. Пусть каждый родитель выскажется по этому вопросу! Ну, а для получения более исчерпывающей информации могу отослать читателей к моей книге «Верните мне дочь» (издательство «Вагриус»), где приведены судебные решения, рапорты психологов, заключения сотрудников социальных служб.

Беседовала ШИШОВА ТАТЬЯНА ЛЬВОВНА

Войдите чтобы оставлять коментарии

Наш канал на Youtube


Материалы Геноцид